Юлиус Эвола. О ПРИРОДЕ ИНИЦИАТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Подступающийся к нашим дисциплинам должен прежде всего понять следующий базовый принцип: проблема знания и само его значение представляются в них совершенно иначе, нежели в различных сферах современной культуры.

С инициатической точки зрения знать означает не «мыслить» объект познания, но быть им. Нечто невозможно узнать по-настоящему до тех пор, пока оно не реализовано, иначе говоря, до тех пор, пока сознание не сможет трансформироваться в него.

При этом знание составляет с опытом единое целое, а инициатический метод является чисто экспериментальным. За образец достоверности здесь принимается та достоверность, каковая сочетается со всем тем, что мне известно вследствие прямого и индивидуального опыта. В обычной жизни такую природу имеет всякое ощущение, эмоция или непосредственное восприятие (боль, желание, цвет, свет). В данном случае не имеет смысла говорить об «истине» или «лжи»: вещь суть само знание вещи, согласно абсолютному ЕСТЬ, пережитому ЕСТЬ, каковое не нуждается в интеллектуальном признании. В таком знании нет ни ступеней, ни соответствий, ни вероятностей: либо оно есть, либо его нет.

Однако, для обыкновенного человека подобное познание ограничивается чувственным порядком, имеющим конечную природу, условную и случайную. Обычно он понимает под знанием нечто иное: систему понятий, соотношений и гипотез не опытного, а  абстрактного характера. Непосредственные данные опыта, или то, что напрямую достигает самого сознания, как правило рассматриваются им в качестве простых «феноменов», за коими располагается или подразумевается нечто, чему присваивают свойства подлинной и объективной реальности: для науки таковой будет «материя» или разнообразная игра вибраций эфира; для философов – «вещь в себе» или какая-то другая идея; для религии – та или иная божественная ипостась. В общем, ситуация такова: организуется знание – профаническое знание, – каковое не выходит за пределы исключительно чувственного опыта и имеет какую-либо степень объективности только в том случае, когда не преступает границы всего того, что обладает ценностью индивидуальной и живой наглядности, всего того, что зримо и доступно сознанию. Так, видимо, подтверждается следующая антитеза: то, что является чистым опытом, вследствие своего конечного и феноменального характера, не является «знанием», а то, что считается «знанием», как таковое не является опытом. 

Инициатический путь преодолевает эту антитезу и указывает абсолютно иное направление, вдоль коего критерий непосредственного опыта никогда не теряется из виду. Если для обыкновенного человека этот опыт неотличим от чувственного, то инициатическое учение утверждает возможность большего количества форм опыта, из коих первый представляет собой только частность. Такие формы, каждая из которых соответствует определённому режиму восприятия реальности, допускают переход одних форм в другие и располагаются в иерархическом порядке согласно режимам восприятия, имеющим всё более высокую степень абсолютности. Согласно таковым перспективам, мира «феноменов» и находящегося за ними «абсолюта» не существует: «феноменальное» суть всего лишь то, что отмечает определённую степень опыта и определённое состояние Я, а «абсолютное» суть то, что взаимосвязано с другой степенью опыта и другим состоянием Я, коему первое может дать место вследствие соответствующей трансформации. Что касается меры абсолютности, её можно обозначить приблизительно таким образом: она определяется степенью активного отождествления, то есть степенью, в соответствии с которой «я» вовлечено в свой опыт и едино с ним и в соответствии с которой объект опыта очевиден в смысловом отношении. В согласии с такими степенями иерархия продвигается от «знака» к «знаку», от «имени» к «имени», пока не достигает состояния совершенного сверхрационального интеллектуального зрения, полного актуализации или реализации объекта в Я и Я в объекте, кое являет собой состояние абсолютной очевидности по отношению к познанному: состояние, по достижению коего любые рациональные суждения и спекуляции кажутся излишними, а все дискуссии лишёнными смысла. Известно изречение о том, что в античности к мистериям обращались не затем, чтобы чему-либо «научиться», но, скорее, для того чтобы пережить, посредством глубокого впечатления, священный опыт.[1]

Поэтому инициатическое учение считает скорее негативным, нежели позитивным фактором тенденцию ума отвлекаться на интерпретацию и решение той или другой философской проблемы, возводить теории и интересоваться теми или иными воззрениями профанической науки. Всё это тщетно и ни к чему не ведёт. У подлинной проблемы характер исключительно практический, оперативный. Каковы средства для достижения трансформации и интеграции моего опыта? Вот, о чём следует вопрошать, и вот почему инициация на Западе мало ассоциировалась с понятием процесса познания, в отличие от Искусства (Ars Regia), Работы («Великого Делания», opus magicum), символического строительства (возведения «Храма»), тогда как на Дальнем Востоке понятия Абсолюта и пути соединялись в одном единственном термине, Дао.

Таким образом, кажется очевидным, что тот более или менее теософский «спиритуализм», каковой ныне забивает голову своим приверженцам всеми разновидностями спекуляций и измышлений при обсуждении сверхчувственной космологии, миров, сущностей и так далее, помимо всего остального, может лишь способствовать принятию подхода, ошибочного уже на отправной точке. Здоровой в инициатическом смысле является только экспериментальная, практическая позиция обузданного ума и безмолвного, тайного действия, выполняемого под знаком золотого герметического высказывания: post laborem scientia.[2] Более того, осмелимся утверждать, что сие применимо ко всему тому, над чем современный «просвещённый» человек притязает на превосходство и о чём дерзает высказывать своё мнение. В профаническом современном смысле культура не представляет собой ни необходимую предпосылку, ни предпочтительное условие духовной реализации. Напротив, личность, оставшаяся вне перекрёстка культуры, сциентизма и интеллектуализма, но проявляющая такие качества, как открытость, уравновешенность и смелость, более квалифицирована для высшего знания, нежели любой академик, профессор, писатель или «критический ум» наших дней. Те, кто действительно имеют какое-либо отношение к инициатическому порядку вещей, опознаются по своему крайнему нежеланию теоретизировать и дискутировать. Заметив искренность ваших намерений, они скажут лишь это: вот проблема и вот средства её решения – ступайте!

Другой вывод из инициатической концепции познания – это принцип дифференциации, также резко контрастирующий с идеями, формирующими современное профаническое знание. Действительно, вся современная «культура» (с наукой в первых рядах) подчиняется демократическому, нивелирующему, униформистскому направлению. Она считает «достижением» то, что, в принципе, доступна всем; так, истина для неё является таковой только тогда, когда её способны признать имеющие определённый уровень образования или, самое большее, взявшие на себя труд выполнить некоторые изыскания,  кои ничего не меняют в этих людях и оставляют их такими, какими они были всегда. Сие справедливо, когда речь заходит о чём-нибудь концептуальном и абстрактном, что должно вбиваться в голову и приниматься на веру. Но когда говорят не только об опыте, но об опыте, обусловленном фундаментальным преобразованием субстанции сознания, с необходимостью возникают определённые пределы. Уточняю. Знания, получаемые таким путём, не могут быть ни доступны всем, ни переданы всем без порчи и профанации. Это дифференцированные знания, и их дифференциация соответствует тому отличию, каковое в человеческой природе определяет посвящение в различных его степенях. Поэтому понять на самом деле, то есть «реализовать» их могут только те, кто находятся на том же уровне либо имели равную степень в иерархии строго объективного и онтологического характера. Оставляя в стороне оккультистские или теософистские выкладки, являющиеся простыми разглагольствованиями или фантазиями, относительно инициатического и действенного эзотерического знания утверждается бесполезность передачи и распространения информации чисто теоретического порядка. Нет ничего хуже, чем сводить инициатическое знание к «теории». Здесь, скорее, присутствует намёк, символ, который может быть послужить обретению просветления. Но если он не приводит к началу внутреннего движения, то имеет ничтожную ценность. Таким образом, сам характер инициатического знания устанавливает дифференциацию. Те, для кого ординарное существование и чувственный опыт представляют собой начало и конец всего, естественным образом лишены каких-либо общих точек соприкосновения с тем знанием, каковое по своей сути является реализацией. Всё это надлежит абсолютно чётко понимать, наряду с естественным выводом: следует либо отказываться от критериев истины и знания, ставших господствовать в культуре и в современном мышлении, либо признавать их. Путь инициации, устанавливающий существенные различия между существами и противостоящий уравнительной и униформистской концепции знания, подтверждает принцип suum ciuque («каждому своё»), согласно которому знание, истина и свобода человека пропорциональны тому, каков он.

Возражение, которое стоит принять здесь во внимание, исходит от того, кто, по привычке передвигаясь между осязаемыми вещами и «конкретными» идеями, заявляет, что указанные трансцендентные состояния и переживания, при допущении их достижимости, ограничиваются «субъективной» сферой, сводятся к мистицизму; что критерий знания как опыта и отождествления в большей или меньшей степени опирается на простое ощущение и не даёт никакого объяснения, понимания, обоснования причин вещей и, самое главное, того, что в нас происходит. В других статьях этот вопрос будет рассмотрен более подробно. Здесь же достаточно пролить свет на два пункта.

Первый: как уже было упомянуто, когда речь заходит об «отождествлении» в инициатическом смысле, всегда подразумевается активное отождествление, а не слияние с чем-либо, утрата своего я или саморазрушение; не некое инфраинтеллектуальное и эмоциональное состояние, но особое состояние фундаментальной сверхрациональной ясности. В этом состоит различие между мистической и инициатической сферами, сущностное различие, даже если оно не очевидно для тех, кто, переставая рассуждать о предметах и абстрактных понятиях, видят лишь ночь, в которой всё для них объято тьмой.

Второй пункт касается самого понятия «объяснения», и эта проблема, реши мы добраться до её сути, далеко завела бы нас. Следовало бы начать с его опровержения, осознавая при этом, что ни одна из дисциплин профанического характера никогда не предоставляла и никогда не предоставит никакого подлинного объяснения. Пусть тот, кто ради «объяснения» пожелает, например, продемонстрировать невероятность  противоположного мнения, пусть докажет, каким образом он способен действительно что-либо «объяснить» вне абстрактной среды математики и формальной логики (в которой «рациональная потребность», то есть невероятность противоположной точки зрения, редуцируется до простого соотношения с предварительно установленными положениями). Мы намерены говорить о конкретной реальности, но здесь, с рациональной точки зрения, нет абсолютно ничего существующего просто потому, что его противоположность невероятна априори, нет ничего, о чём, минуя различные псевдообъяснения, нельзя было бы постоянно спрашивать: «Почему так, а не иначе?»

Древняя, традиционная наука, связанная с инициатическим знанием, избрала совершенно другой путь: путь познания следствий в их реальных причинах, «фактов», в силу которых они являются манифестациями, что эквивалентно идентификации с причинами в некоем «магическом» состоянии. Только такое состояние может разоблачить абсолютную причину феномена, только оно «способно объяснить его» в высшем смысле, поскольку в нём сей феномен постигнут, более того – зрим в своём подлинном генезисе.

Поэтому из вышесказанного проистекает в качестве важного следствия, что на инициатическом пути обретение знания проходит параллельно с обретением могущества, активным отождествлением с причиной, облекающим потенциальной властью над сей же причиной.[3] Современные люди верят, что то же самое происходит с их наукой, потому что с помощью техники она делает известные каждому материальные достижения возможными; однако они глубоко заблуждаются: предоставленная техникой власть, в столь же малой степени являет собой подлинную власть, в какой объяснения профанической науки являются истинными. Причина, в том и другом случае, одна и та же: наличие человека, который остаётся человеком, ни в какой ощутимой степени не изменяющим свою природу. Вот почему данные техникой возможности обладают таким же «демократическим» и, по сути, аморальным характером, как и соответствующие знания: отличия между индивидуумами ничего для них не значат. Власть механизмов, власть, принадлежащая всем и никому, не представляющая собой ценность и справедливость, способна сделать личность сильнее, но, вместе с тем, не способна возвысить его.

По крайней мере, это возможно только потому, что в мире техники и речи не идёт, да и не представляется возможным вести речь, о подлинном действии, то есть о деянии, которое исходит непосредственно от Я и утверждает себя в порядке реальных причин. Абсолютно механистический и неорганический, то есть лишённый связей с сущностью Я, мир техники представляет собой антитезу всему тому, что может быть наделено характером истинной власти, созидаемой из превосходства, отмеченной знаком невыразимого, неотъемлемого, духовного превосходства. И следует признать, что сегодня человек, очутившийся со своим знанием феноменов посреди бесчисленных дьявольских машин, как никогда жалок и неприкаян, а в духовном отношении является варваром гораздо большим, чем те, кого он заклеймил этим прозвищем; человек становится всё более зависимым и поэтому подвержен реакциям в игре иррациональных сил, делающих эфемерным мираж его исключительно материального могущества над материальными вещами. Он пребывает на таком отдалении от пути самореализации, кое никогда не знал человек любой другой цивилизации, ибо суррогат знания и силы, каковой надлежит назвать дьявольским, занимает в нём место подлинного знания и силы.

Оное знание, позвольте повторить это, с инициатической точки зрения является справедливым обоснованием, санкцией достоинства, естественной и неотъемлемой эманацией интегрированной жизни согласно чётко определённым ступеням такой интеграции. Подобно знанию, извлечённому из неопределённости и двойственности чувственных явлений, в этом порядке вещей обращаются не к формулам или абстрактным пояснительным принципам, но к реальным сущностям, постигнутым непосредственным духовным восприятием, равным образом идеал власти здесь – это идеал действия, совершаемого не под влиянием естественного детерминизма, но превосходящего его, не среди феноменов, но среди их причин, действия, совершаемого с неопровержимостью и правом, присущим тому, кто находится выше: выше, ибо воистину избавился от человеческого состояния и достиг инициатического пробуждения.

Эа (Юлиус Эвола). Введение в магию как науку Я. Том I

Перевод Дмитрия Зеленцова 

[1] Sinesio, Dion., 48.

[2] Букв. «знание после работы», указание на превосходство опыта, практики, над голым теоретизированием. – Прим. пер.

[3] После осознания того, что знание в инициатическом смысле означает отождествление и реализацию, не будут вызывать удивление утверждения из некоторых традиционных текстов, которые, вслед за толкованием образов или имён божеств, заявляют о том, что «знающий» приобретает ту или иную способность; также не будет изумлять частое упоминание «тайны», каковая, будучи «известной» или «переданной», предоставила бы ключ к силе. Только глупцы могут поверить в то, что здесь говорится о некой формуле, которой можно поделиться в устном или письменном виде, а то и сообщить по телефону.